top of page

ОСЛО 3. ХОЖДЕНИЕ ЗА МОРЕ, ИЛИ ТРИ ПЛАВАНИЯ, УДИВИВШИЕ МИР

 

Введение

 

     Давным-давно, когда небо было голубым, трава – зеленой, деревья – большими, а я – маленьким, мой дед (которому, кстати сказать, я и обязан своей любовью к чтению) подсунул мне книгу с мудреным названием «Кон-Тики». Как оказалось впоследствии, на самом деле там было две книги под одной обложкой – «Путешествие на Кон-Тики» норвежского ученого Тура Хейердала и «Кон-Тики и я» его соотечественника Эрика Хессельберга. Но я в тот момент этих тонкостей, конечно же, не знал, а просто удивленно пялился на обложку, будучи не в силах понять, кто такие эти «кóнтики» и с чем их едят. «Читай, читай, все узнаешь», – посоветовал мне дед. Погода за окном была плохая, на улицу не тянуло от слова «совсем», читать я любил, а потому послушно уселся за чтение. Открыл книгу – и пропал до следующего вечера, пока не закончил. А потом кинулся перечитывать.

     Я думаю, что среди образованных людей каждый слышал о Хейердале и его плавании. Причем даже не о плавании через океан, а о плаваниях через океаны – этот человек умудрился совершить не один, а четыре вошедших в историю морских перехода, попробовав на прочность аж три океана – Тихий, Атлантический и Индийский. После плота «Кон-Тики» была папирусная лодка «Ра», к сожалению, так и не дотянувшая до американского материка, затем – «Ра 2», дальше – «Тигрис»… Но «Кон-Тики» был самым первым – и в прямом, и в переносном смысле, поскольку конкретно для меня он стал первым в череде известных мне исторических судов, в разное время бросавших вызов природе. Так что после прочтения подаренной мне дедом книги я знал наизусть все основные параметры плота, его длину, ширину, высоту мачты, количество бревен, размер и материал рулевого весла… Знал я, естественно, и состав его экипажа. И, конечно же, всегда помнил, что из шести составлявших его людей один был шведом, а остальные пятеро – норвежцами.

Героизм этих людей, посмевших замахнуться на невозможное, трудно переоценить…шутка ли – проплыть несколько тысяч километров на допотопном безмоторном плоту! Я был тогда мальчишкой, юность легко увлекается, а первые впечатления обычно оказываются самыми сильными. Поэтому Норвегия в моем сознании, наверное, всегда была в первую очередь родиной Тура Хейердала и четверых его спутников, а уж потом, скажем, страной викингов: викинги оставались для меня однородной и довольно-таки безликой рогатой массой, за исключением, разве что, легендарного первооткрывателя Гренландии Эрика Рыжего. А у членов экипажа «Кон-Тики», живших, к тому же, почти в наши дни, были конкретные имена и фамилии.

Вот почему я, получив приглашение в Осло и просмотрев в интернете список основных достопримечательностей этого города, был немало обрадован, обнаружив в списке музей «Кон-Тики». К еще большей моей радости, я узнал, что музей этот был создан самим Хейердалом и, кроме традиционных для таких музеев экспонатов, скрывает внутри, во-первых, плот, давший ему название, а во-вторых, папирусную лодку «Ра», пересекшую когда-то Атлантический океан! После такого открытия я был твердо уверен в одном: в этот музей я попаду, даже если мне придется идти туда пешком и отдать за входной билет все имеющиеся деньги.

      И вот – свершилось.

    Музей «Кон-Тики», как и несколько других музеев морской и исторической тематики, расположен на полуострове Бюгдей (местные называют его «островом»)на окраине Осло, километрах в пяти от моего отеля. По словам все тех же местных жителей, это действительно бывший остров – в свое время он отделялся от материка проливом, но позднее пролив засыпали, проложив поверху хорошую дорогу. По этой дороге сегодня ходят рейсовые автобусы, довозя туристов до самых дверей музея. Но пять километров для бешеной собаки – не крюк, так что я (как ни смешно это звучит) действительно отправился в музей пешком – погода была сносная, работа отсутствовала по случаю выходных, и я решил пройтись. Часом позже, налюбовавшись городскими видами и продегустировав, наконец-то, морскую воду (соленая), я добрался до музея.

     Музей построен и открыт в 1950 году по инициативе Тура Хейердала, а также Кнюта Хаугланда – одного из его соратников по плаванию на плоту и, впоследствии, директора этого самого музея. При первом же знакомстве выясняется, что он (музей, а не Кнют) имеет два имени – и «Кон-Тики», и «Ра». Для понимания этого факта достаточно взглянуть на главный вход, над которым сделана соответствующая надпись.

      К сожалению, стоящие перед входом туристы постоянно загораживают его, не давая сделать нормальный кадр без людей. И чего им, спрашивается, тут надо? :) За неимением лучшего я прошу моего коллегу, решившего составить мне компанию, снять меня на фоне большой индейской маски.

        Такие (и похожие на них) маски и рисунки археологи находили при раскопках древних городов в Южной и Центральной Америке. И такой же рисунок в итоге украсил прямоугольный парус известного нам плота.

      В правой части снимка видна афиша, говорящая нам, что ежедневно в 12.00 здесь производится показ фильма о «Кон-Тики», снятого участниками экспедиции во время легендарного плавания. (Кино это, кстати, получило Оскара). Кроме того, фильм, вроде как, сопровождается лекцией на тему как самого плавания, так и его причин. На показ фильма я не попадаю из-за неувязки со временем посещения музея, поэтому лекцию тоже не услышу, в связи с чем мне волей-неволей придется прочитать ее самому. Итак…

 

Кон-Тики

 

     Все причастные к данной теме знают, что Тур Хейердал – это известный норвежский путешественник, писатель, археолог, этнограф и один бог знает кто еще. В связи с широким кругом интересов ему неоднократно приходилось бывать в местах, куда обычные люди, как правило, не попадают – в данном случае для нас важно, что он жил как в Южной Америке, так и на островах Полинезии. Причем, естественно, не только жил, но и, будучи настоящим ученым, подробно изучал обстановку в тех местах, язык, культурные традиции населявших их людей и многое-многое другое. Опять же, важно, что среди его интересов было происхождение различных народов, таких, например, как все те же полинезийцы. Хотя эта тема в те времена вообще была актуальной – предков полинезийского народа не искал только ленивый.

     Идем дальше. Однажды, обратив (по его собственным словам) внимание на внешнее сходство каменных изваяний острова Пасхи и западного побережья Южноамериканского материка, Хейердал предположил существование культурно-исторической связи между обитателями указанного острова и индейцами, жившими у подножия Анд – вторые, по его мнению, если и не были прямыми предками первых, то, по крайней мере, принимали участие в одной из волн заселения островов. Собственно, тоже вполне себе теория, причем гораздо менее безумная, чем у некоторых исследователей, находивших корни полинезийцев чуть ли не по всему свету, от Африки до Аляски. Дело оставалось за малым – доказать.

     А доказательства…доказательств, вроде бы, даже хватало. Ясно было, что некоторые растения, общие для Америки и Полинезии (например, батат) попросту не могли изначально развиться на островах. Имелись языковые и культурные параллели между Америкой и, скажем, Таити. И те, и другие жители были схожи внешне и, может быть, действительно относились к одному и тому же народу. Даже имена некоторых древних богов частично совпадали – такие, как Кон-Тики в Перу и Тики на Фату-Хива... Вот только все Туровы предположения разбивались об один-единственный железобетонный довод скептиков: между Америкой и островами лежал океан огромной ширины. Даже остров Пасхи, ближайший к материку, отстоит от него на 3500 километров, остальные еще дальше. Такое расстояние в XV веке проплыла экспедиция Колумба – но у них были хоть и примитивные, но все-таки корабли, а у индейцев?

      Одним словом, слушать Хейердала не захотел никто. А для ученого это, как вы понимаете, смерти подобно.

И вот тогда, свято веря в свою теорию и придерживаясь мнения, что опыт – критерий истины, Тур задумывает фантастически смелый опыт: пересечь океан с помощью одного из плавучих средств, что использовались перуанцами сотни лет назад. У них не было кораблей? Что ж, это печально, но зато у них были плоты! Бальзовый плот, связанный должным образом, может держаться на воде месяцами. Юго-восточный пассат, дующий в тех широтах чуть ли не по полгода, может приводить в движение целую флотилию таких плотов, помогая им удалиться на сотни и тысячи километров от берега. Вода? Ее дает дождь, плюс можно использовать взятые с собой запасы. Пища? Те же запасы, плюс морская рыба! В общем, решение было принято.

     Дальше была реализация подготовленного плана, очень непростая и трудоемкая, которую я не стану здесь описывать. Была набрана команда из шести человек, не побоявшихся рискнуть жизнью во имя науки и любви к приключениям. Был построен плот – строго по образцу древних перуанских плотов, поскольку в любом ином случае эксперимент ничего бы не доказывал. Была запасена вода и провиант, взяты аптечки, фотокамеры, посуда, примус и многое-многое другое, вплоть до зеленого попугая, долгое время бывшего чем-то вроде талисмана «Кон-Тики».

      А потом, в один прекрасный день 28 апреля 1947 года, полностью собранный и снаряженный плот вышел из порта Кальяо, распустил парус и направил свой заостренный нос на запад. Что ж, постараемся последовать за ним – если не в море, то хотя бы в музей. Благо первый зал посвящен именно плоту – в музее есть и еще несколько залов, но о них позже.

      Итак, первое, что бросается в глаза – это сам плот, прочно установленный на основании в центре зала.

      Он так велик, что влезает в кадр целиком только при съемке из одной-единственной точки, с других уже не помещается.

      Большой-то он большой, но я как представлю, насколько он крошечный в сравнении с океаном вокруг – и по спине сразу начинают бегать мурашки…

    Острый нос, образованный бревнами различной длины, прикрыт толстыми досками, придающими ему треугольную форму и способными выдержать прямые удары волн. На большом прямоугольном парусе – лицо индейского вождя/бога Кон-Тики, нарисованное Эриком Хессельбергом, штурманом и художником экспедиции.

     Палуба настлана из довольно толстых, сантиметров по десять в ширину, полукруглых бамбуковых планок, плотно пригнанных друг к другу и образующих рифленые бамбуковые маты. Каждый такой мат крепится к поперечным брусьям и бревнам основы с помощью натянутых пеньковых канатов. Сами бревна отсюда почти не видны – они где-то там, внизу, под палубой.

       Вид сбоку и чуть сзади, максимальное удаление от объекта съемки:

      Видно, что сделанная из мангрового дерева мачта имеет треугольную форму и крепится к основе плота не только сама по себе, но и посредством целого набора вант, протянутых от нее к носу и к корме. Подъемная горизонтальная рея несет на себе тот самый прямоугольный парус. Позади мачты – хижина, в которой ровно 101 день прожили все шестеро мореплавателей.

      Хижина вблизи:

      Размер – примерно два на три метра, материал стен – циновки из бамбука, крыша – тот же бамбук. Здесь крыша почему-то голая, но в реальном плавании ее, помнится, покрывали живописно наваленные пальмовые листья. Сделано это было отчасти для защиты от дождя и солнца, отчасти в целях борьбы с однообразием и скукой – при переводе взгляда с желтого бамбука на зеленую листву возникала своеобразная психологическая разрядка. По этой же причине бамбуковые маты покрывали плот только частично, примерно на две трети.

       Спальные места внутри хижины:

       Тесновато, однако...поживи так недельку-другую – и, чего доброго, возненавидишь своих соседей. Лично мне, уже выросшему и пропитавшемуся многолетним цинизмом, удивительнее всего не то, что эти ребята доплыли до цели, а то, что они в пути не поубивали друг друга. Наверное, пятеро норвежцев и один швед были спокойнее и выдержаннее меня.

         Кухонный ящик с примусом, сковородками и поварешками:

        На сковородках путешественники жарили, в частности, летучих рыб – те, не замечая плота в темноте, бились о хижину и/или парус, после чего падали на палубу, и их оставалось только собрать утром. Иногда они летали и днем, попадая чуть ли не прямо в тарелки. А еще однажды, когда кок заснул, кухонный ящик загорелся, да так, что пламя едва не перекинулось на хижину и бревна. К счастью, это безобразие вовремя заметили и потушили.

          Почти дошел до кормы плота.

       Корма. И, наконец-то, взгляду доступны те самые бревна, на которых держался весь плот. Держался, как вы уже поняли, больше трех месяцев.

       Их девять – теперь бревен, а когда-то стволов огромных бальзовых деревьев, древесина которых славится своей легкостью. История появления этих бревен сама по себе достойна отдельной статьи – Хейердал, копируя древние перуанские плоты, хотел использовать непременно бальзу, а ее почти невозможно было достать по причине сезона дождей, затруднившего доступ в американские девственные леса. В книге «Путешествие на «Кон-Тики» подробно рассказывается, сколько времени занял поиск стволов необходимой длины и толщины, как их рубили, очищали от коры и затем сплавляли по реке к морю. Поскольку деревья были свежими, а не сухими, готовые бревна оказались очень увесистыми, и многие даже сомневались в их способности держаться на воде. Одновременно озвучивались мрачные прогнозы, что, мол, бревна в море быстро намокнут и затонут вместе с людьми. Впрочем, все обошлось благополучно – с одной стороны, даже сырая древесина легко удерживала на себе несколько тонн полезного груза, а с другой – пропитавшая бревна смола как раз-таки не дала им впитывать воду. Вот сухие бревна, скорее всего, действительно бы утонули, причем довольно быстро.

    Мы видим, что стволы соединены друг с другом многочисленными кусками все того же каната из растительного волокна – равно как и палуба с боковыми брусьями, мачта, да и вообще все на плоту. Никаких гвоздей, которых у индейцев не было, только веревки, присно и вовеки, аминь. Перед отплытием Туру настоятельно советовали заменить их стальными тросами – никто не верил, что канаты у условиях постоянной качки продержатся хотя бы две недели. Но начальник экспедиции не без оснований считал, что древние индейцы, строившие плоты именно таким образом, знали, что делали. И настоял на своем. После отплытия же выяснились две вещи. Первая: канаты, врезаясь в дерево, со временем вырывают в нем борозды, углубляются в древесину и, таким образом, оказываются до некоторой степени защищенными от качки и трения. И вторая: эти борозды, достигнув определенной глубины, со временем уже не увеличиваются, поскольку канат – все-таки не пила и не обладает необходимой для этого жесткостью. А вот железо, как известно, несколько тверже пеньки… Так что после первого шторма путешественники благодарили бога, что отказались от стальных тросов – иначе бревна были бы просто распилены на части, со всеми вытекающими.

      А так бальзовые стволы, к счастью, остались целыми и относительно невредимыми.

       Вода, солнце, ветер и время не пощадили их – древесина размокла с поверхности, в ней появились заметные трещины, кое-где буквально рассекающие стволы надвое – но они доплыли до места назначения, проделав по воде почти семь тысяч километров.

     За бревнами с правой стороны – так называемая водолазная корзина, собранная экипажем из обычной корзины, бамбуковых палок и веревочной оплетки.

     Цель тут преследовалась двоякая: безопасный осмотр нижней части плота для выявления поломок и безопасная же кино- и фотосъемка. Хотя, как писал Хейердал, такая корзина обеспечивала больше психологическую, чем реальную защиту: самая завалящая акула при желании могла бы добраться до человека, наплевав и на бамбук, и на веревки.

       А вот и сама акула, пойманная на крючок и лежащая на палубе в ожидании кока с разделочным ножом.

      Путешественники ловили акул довольно часто – когда для пополнения запасов пищи, а когда и просто из спортивного интереса.

      Вот уходящее в воду кормовое весло – почти что единственное средство, использовавшееся для управления плотом:

    С этим веслом путешественники порядком намучились: неимоверно тяжелое, сделанное из того же мангрового дерева, оно успешно сопротивлялось всем попыткам справиться с ним – бившие по лопасти волны неизменно оказывались сильнее людей. Доходило до того, что даже два человека в штормовую погоду (или даже просто в свежий ветер) не могли повернуть весло в уключине. В итоге весло зафиксировали на растяжках, протянутых к левому и правому борту, слегка ограничив этим его движения и сделав хоть худо-бедно управляемым.

      Резиновая лодка, имевшаяся на плоту в качестве спасательного средства:

      Как и водолазная корзина, она предназначалась больше для успокоения экипажа – шесть человек в такую лодку, конечно, не поместились бы. Более того, в тот один-единственный раз, когда действительно потребовалось спасать упавшего за борт человека, лодка не помогла, поскольку связывающий ее с плотом трос заклинило. Тем не менее, совсем бесполезной назвать ее тоже нельзя: время от времени один из путешественников, спустив лодку на воду в тихую погоду, удалялся на ней от плота – это позволяло ему, во-первых, отдохнуть от коллектива, а во-вторых, сфотографировать плот со стороны.

      Ну что ж, обход почти завершен, поэтому еще один, последний взгляд на плот: вид снизу.

      Бревна за месяцы пребывания в море густо покрылись водорослями. Обращает на себя внимание вертикальная килевая доска – всего на плоту (вернее, под плотом) их было пять. Хейердал, помнится, писал, что с точки зрения морских обитателей «Кон-Тики» наверняка был гигантской рыбой с хвостом-веслом и плавниками-досками. Кстати сказать, доски эти, как выяснилось уже в плавании, не только играли при движении роль киля, но и могли напрямую использоваться для управления судном: каждая из них вместе с веслом и парусом влияла на равновесие плота, при удалении или укорачивании любой из досок нарушалась взаимная компенсация сил, действующих на бревна со стороны ветра и моря, и плот немедленно поворачивался на строго определенный угол. Древние мореплаватели, судя по некоторым дошедшим до нас записям, об этом явлении знали, а вот мы открыли его только благодаря экспедиции «Кон-Тики».

    Кроме самого плота, в музее находятся еще и настенные экспозиции, иллюстрирующие быт путешественников. Я не буду приводить здесь каждую из них, покажу только несколько. Вот это, например, гитара Хессельберга:

      Как написано в книге Хейердала, Эрик первым делом взял с собой гитару и альбом для рисования, после чего был вынужден распределять остальные вещи по ящикам соседей. Творческие люди – они такие, да…

     Рация, с помощью которой Торстейн Робю передавал в эфир позывные «LI2В». После высадки на конечной станции эта рация заставила путешественников порядком понервничать: она промокла и отказывалась работать, и Тур с товарищами опасалась, что их друзья, не приняв ежедневного вызова, запаникуют и отправят на помощь «Кон-Тики» спасательную экспедицию. К счастью, в последний момент рация все-таки ожила, и вылет спасателей отменили.

       Фотографии, сделанные во время плавания:

        На втором снимке можно различить в воде плоскую пятнистую голову китовой акулы – самой большой рыбы на планете Земля. Она встретилась с плотом где-то посреди океана, до смерти напугав вначале Хаугланда, первым ее заметившего, а потом и всех остальных. К счастью, акула оказалась миролюбивой и просто плавала вокруг плота, пока Хессельберг не долбанул ее по башке двухметровым гарпуном. После этого, как дипломатично выразился тот же Хессельберг, «она обиделась и исчезла» :)

        Первое издание книги Хейердала, написанной под впечатлением от путешествия.

      Вышедшая в 1948 году и переведенная чуть ли не на сотню языков, она разошлась по миру миллионами копий. Собственно говоря, именно так она и попала к моему деду :)

      И, конечно же, общий снимок всех членов экспедиции, обеспечивших себе этим плаванием заслуженное место во всех энциклопедиях, да и вообще в истории:

          Да, вот такими они и были. И такими же, видимо, останутся в памяти многих и многих людей.

       Остальное вы знаете. Плавание, продлившееся 101 день, прошло успешно, и 7 августа 1947 года плот прибило к одному из островов атолла Рараиа, входящего в состав архипелага Туамоту. Местные жители радушно встретили путешественников и помогли им поскорее вернуться к цивилизации. Все участники экспедиции стали героями в глазах общественности, а Хейердал получил, наконец, доказательства того, что южноамериканские индейцы действительно могли когда-то доплывать на плотах до Полинезии.

       Правда, со временем было выяснено, что полинезийцы как в культурном, так и в генетическом отношении находятся гораздо ближе к индонезийцам, чем к индейцам. Насколько я помню, Хейердал впоследствии признал, что в действительности имела место не одна, а несколько волн колонизации – вначале с востока, потом с запада. Хотя кое в чем он, конечно же, оказался прав – индейцы и полинезийцы действительно когда-то контактировали напрямую, что подтверждается некоторыми общими чертами их языков, быта и мифологии.

      Да, в сущности, не так уж и важно, что именно он хотел доказать своим плаванием – важно то, что сделали он и его товарищи. Здесь, видимо, как раз тот случай, когда значение имеет действие человека, а не его намерение.

    Впрочем, деятельность Хейердала далеко не закончилась плаванием на «Кон-Тики». И, чтобы еще раз убедиться в этом, я перехожу в следующий зал музея, посвященный…

 

Ра

 

        Вот честное слово, на первых порах я даже не знал, как начать писать о лодке «Ра» и первой связанной с ней экспедиции. В смысле, как начать, не рискуя повториться. Те же предпосылки – необходимость проверить очередную теорию. Правда, уже не великого переселения народов, а просто возможности их, народов, общения и торговли друг с другом. Хотя и великого переселения Хейердал тоже не исключал…это, помнится, вообще был его конек – объяснять быстрое развитие чуть ли не всех американских цивилизаций средиземноморским влиянием :) Те же косвенные доказательства – например, внешнее сходство пирамид майя с египетскими. То же препятствие – океан, широкий и глубокий. Только на этот раз не Тихий, а Атлантический. Впрочем, это мало что меняет – минимальная ширина Атлантики составляет больше трех тысяч километров, столько не проплывешь ни кролем, ни брассом. То же недоверие со стороны официальных научных кругов. Точно такой же план – построить судно по старинным чертежам и напрямую проверить, кто все-таки прав. Благо опыт уже есть, плавали на бальзовом плоту, знаем!

      Естественно, существовала и своя специфика, без нее никуда. Поскольку в этот раз проверялась теория односторонних контактов Древнего Египта с Центральной и Южной Америкой, за основу брался, конечно же, не бальзовый плот – бальза не растет в Африке. Да и плоты там особо не использовались, все больше корабли, палубные и не очень. В то же время у Хейердала не было сомнений в том, что цивилизации майя и инков берут начало именно в Европе и Египте. Значит, подходящие для такого плавания суда все-таки существовали! И, конечно же, они не исчезли бесследно – должны были сохраниться хотя бы записи и рисунки. Таким образом, подходящее транспортное средство, по мнению Тура Хейердала, следовало искать среди уже известных нам судов, применявшихся примерно четыре тысячи лет назад для плавания по Нилу и Средиземному морю. После долгих размышлений и череды поставленных опытов выбор пал на папирусное судно, действительно известное из исторических хроник – такие суда, почти целиком состоящие из стеблей папируса, достигали значительных размеров и казались вполне пригодными для морского плавания.

      О построении лодки, названной «Ра» в честь египетского бога солнца, можно было бы написать целую книгу, но она, увы, уже написана, причем даже не одна – это «Ра» Хейердала и «На Ра через Атлантику» Юрия Сенкевича. Поэтому вкратце скажу, что после долгих мытарств было заготовлено достаточно папируса и определено место для постройки лодки – пустыня в Египте, близ Каира, под самыми стенами пирамиды Хеопса. Судно строили найденные в районе озера Чад мастера, умевшие вязать из папируса лодки под названием «кадай». То, что в итоге получилось, с трудом можно было назвать кораблем – хотя бы из-за отсутствия трюма и нормальных бортов, конструкция скорее напоминала гибкий матрас с заостренными и загнутыми вверх концами. Или, по меткому выражению Хейердала, большой стог сена из 280 тысяч стеблей папируса. 25 мая 1969 года набранный Туром международный экипаж взошел на борт лодки, перевезенной к тому времени в Марокко, на атлантическое побережье, а сама лодка отчалила на запад, в направлении Америки.

      Вначале плавание шло нормально, но вскоре обнаружилось крохотное различие конструкций «Ра» и реальных египетских лодок – отсутствие каната, скрепляющего загнутую вверх корму с задней частью палубы. Собственно, это различие люди создали сами, сочтя канат несущественной мелочью. Однако дьявол, как всегда, кроется именно в мелочах – лишенная поддержки корма начала оседать и, как следствие, пропитываться водой и тонуть. Сделать ничего было нельзя, и экипаж, не доплыв до Америки всего несколько сот километров, вынужденно перешел на спасательное судно. «Ра» пришлось бросить в открытом море, и больше его никто никогда не видел.

      Однако Хейердал не был бы Хейердалом, если бы не предпринял вторую попытку. Был построен новый корабль, нареченный «Ра 2», экипаж снова взошел на борт, и через год после первого отплытия марокканский берег вторично исчез за горизонтом. На этот раз попытка была успешной, в связи с чем «Ра 2» не остался в океане, а был перенесен на сушу. А потом отправлен в музей.

       И именно его я собираюсь сейчас увидеть.

      Как и «Кон-Тики», он занимает центр большого и слабо освещенного зала. Жаль, что слабо освещенного – снимки выйдут не слишком качественными. Впрочем, надо кушать то, что дают. А то не дадут вообще ничего.

      Я сразу же узнаю это судно, хотя никогда раньше его не видел – эти гордо поднятые нос и корму не спутаешь ни с чем. Кроме того, сразу становится понятно, что это именно «Ра 2», а не «Ра» – корпус составлен из двух прижатых друг к другу папирусных «сигар» почти двухметровой толщины.

      Отсюда не видно, но я знаю из книг, что между двумя толстыми сигарами находится третья, более тонкая. Именно в такой манере строили свои тростниковые суда индейцы с боливийского озера Титикака – вторая версия лодки создавалась их руками. В этот раз Хейердал решил не прибегать к услугам мастеров с озера Чад – как показало первое плавание, конструкция тамошних папирусных судов отличалась от древнеегипетской не только наличием каната на корме, а потому не вполне подходила для перехода через океан. Кроме того, добраться до Чада, а потом вывезти оттуда кого-то из местных жителей было сложно чисто технически – этому мешали постоянные вооруженные конфликты в стране. Волей-неволей пришлось привлечь индейцев. Те, конечно, тоже все сделали по-своему, но с задачей справились вполне – «Ра 2», как я говорил выше, благополучно достиг своей цели.

       Даже со стороны видно, какой жесткой и плотной, в отличие от предшественницы, получилась эта лодка.

      Кто-то из членов экипажа (кажется, Сенкевич) писал, что вторая ладья с самого начала погрузилась в воду значительно глубже первой. После чего она начала пропитываться влагой и оседать все ниже и ниже. Путешественники, опасаясь повторения первой экспедиции, были вынуждены выбросить за борт целую кучу провизии и оборудования. А потом стебли, видимо, вобрали в себя максимально возможное для него количество воды, и погружение прекратилось. Эх, знать бы заранее…

      К сожалению, величина зала опять не дает сфотографировать судно целиком. Разве что вот так…

       Во-первых, видно, что палуба порядком загромождена.

      Это подтверждали и члены экспедиции, говоря, что во время плавания им приходилось буквально пробираться вдоль бортов, внимательно следя, чтобы не свалиться в воду – как показал пример того же «Кон-Тики», безвесельное судно с прямым парусом, как правило, уже не может вернуться к пройденной точке. И это означает, что человеку за бортом уже мало чем поможешь. В такой ситуации поневоле сделаешься осторожным!

       И, во-вторых, заметно, что «Ра» выгодно отличается от «Кон-Тики» количеством кормовых весел – два против одного. Это несколько облегчило управление лодкой. Хотя, конечно, не сделало его совсем уж простым – для того, чтобы убедиться в этом, достаточно оценить размер самого весла:

       Я не знаю наверняка, откуда оно, с «Ра» или с «Тигрис», но это мало что меняет – поставленная вертикально, эта гребная принадлежность оказывается значительно выше человека. Плюс весла периодически ломались, и их приходилось чинить в полевых условиях.

      Кроме того, я всех призываю обратить внимание на такую вот клетку:

      В этой клетке путешественники держали птиц, взятых на борт в качестве живого провианта – именно так, согласно древним записям, поступали египтяне. Большинство этих птиц (современных, а не египетских) действительно было съедено в пути, но на «Ра» нашлось одно счастливое исключение: утка (вернее, селезень) по имени Синбад. Во время первой экспедиции его по какой-то причине не съели сразу, а, напротив, выпустили погулять, потом привыкли, да так на воле и оставили. Позже, когда судно начало оседать и тонуть, птица с удовольствием плавала в водоеме, образовавшемся на кормовой части судна. Уходя на спасательный корабль, мореплаватели, естественно, забрали ее с собой. В следующий раз Синдбад с ними уже не поплыл – но в клетке обнаружился новый селезень, которого тоже оставили в живых и тоже назвали Синбадом. Как писал потом Сенкевич, «теперь у нас есть «Ра 2» и Синбад 2». Так рождаются традиции :)

     А еще на обоих «Ра» сплавала до Америки маленькая обезьянка Сафи, названная так в честь марокканского города, откуда дважды отчаливал плот. Там ее путешественникам и подарили. Она, естественно, считалась полноправным участником экспедиции :)

      Что ж, вот так выглядит судно «Ра 2». А так в свое время выглядели некоторые из плывших на нем людей:

      Эту скульптурную группу, насколько я помню, кто-то подарил музею – возможно (и даже скорее всего) ее автор. На ней, если смотреть слева направо, изображены Норман Бейкер (США), Тур Хейердал (Норвегия), Юрий Сенкевич (СССР) и Карло Маури (Италия).

     Да, все так – именно Юрий Сенкевич, неоднократно упоминаемый мною на этих страницах. Известный советский путешественник и журналист, бессменный ведущий телепередачи «Клуб путешественников» – вот он, перед вами. Не знаю, как вы, а лично я рад, что мой соотечественник и русский человек принимал участие в этих двух экспедициях, за которыми следил тогда весь мир. (На самом деле, конечно же, не в двух, а в трех – была еще экспедиция на «Тигрис». Но это уже совсем другая история).

       Сам Сенкевич, по его словам, жутко разволновался, узнав, что именно его правительство СССР выбрало для участия в плавании: основными выдвинутыми Хейердалом требованиями оказались, помимо врачебной специальности, знание английского языка и наличие чувства юмора. Юрий так беспокоился за свое чувство юмора, что даже, не удержавшись, хлопнул в самолете полстакана водки :) Может, и вправду помогла водка, а может, еще что, но факт остается фактом: Юрий Сенкевич, по словам как Хейердала, так и всех прочих, хорошо сработался с остальными членами команды и ни с кем серьезно не конфликтовал во время плавания. Что ж…молодец!

      Кроме Сенкевича и перечисленных выше людей, на плоту плыли еще четверо – Кей Охара (Япония), Жорж Сориал (Египет), Сантьяго Хеновес (Мексика) и Мадани Аит Оханни (Марокко). Это – на «Ра 2», а на «Ра» не было Кея Охара и Мадани Оханни, зато присутствовал Абдулла Джибрин из Чада – один из тех, кто строил первую лодку. Как мы видим, план создания интернационального экипажа был выполнен на 120 процентов. Находились скептики, предрекавшие смертоубийство на борту и провал экспедиции по причине национальной, религиозной или политической розни – ан нет, не вышло! И это хорошо, потому что, как бы пафосно данная фраза ни звучала, увеличивает шансы выживания человечества.

      На этой оптимистичной ноте мне остается только добавить, что 12 июля 1970 года «Ра 2» успешно достиг острова Барбадос, находясь в (почти) работоспособном состоянии и не потеряв в пути ни одного человека.

 

Заключение

 

     Обход музея закончен. Там, конечно, есть еще и другие экспозиции, посвященные другим путешествиям норвежского ученого, и я их даже видел, но эти две – на мой взгляд, главные. Остальные – довольно мелкие и почти не влияют на общее впечатление от осмотра.

     Общее впечатление действительно есть. И оно невероятно сильное. Позавчера я бродил по циклопической крыше Оперного театра, вчера стоял перед королевским дворцом – но и там, и там не испытывал ничего подобного. Может, это потому, что я с детства мечтал увидеть своими глазами плот «Кон-Тики», а позднее – лодку «Ра», бросившую вызов океану, и теперь моя мечта осуществилась. А может, дело просто в различии исходных возможностей. Легко совершить великие дела, будучи королем и правя страной. И гораздо сложнее сделать это, если ты обычный человек, в чьих силах лишь построить из бревен плот и поплыть через океан на запад. Стартовые позиции разные.

     А вот масштабы и результаты сравнимые. И не факт, что ответ на вопрос «Кого люди больше помнят – Хейердала или Бернадота?» будет так уж однозначен.

    Запомните эти имена: Кнют Хаугланд, Эрик Хессельберг, Торстейн Робю, Герман Ватцингер, Бенгт Даниельссон. И еще вот эти: Норман Бейкер, Кей Охара, Юрий Сенкевич, Карло Маури, Жорж Сориал, Сантьяго Хеновес, Мадани Аит Оханни, Абдулла Джибрин. Они совершили то, о чем даже сегодня мало кто может мечтать.

     А также имя Тура Хейердала. Этим человеком наверняка гордится Норвегия. Этот ученый доказал, что пытливый и смелый ум всегда сможет разработать не менее смелый план, а сильная человеческая воля сумеет преодолеть любые препятствия. Особенно если ты не один, и рядом твои товарищи. Пусть он, как ученый, в чем-то иногда ошибался, пусть не был, как и все мы, идеальным человеком – это, как я уже говорил, не столь важно. Важно, что он не был тем лежачим камнем, под который не течет вода. Он жил. Он ставил цели. Он боролся. И он побеждал.

       Теперь я точно это знаю.

       Дед, спасибо тебе за ту книгу.

 

Сентябрь 2016

bottom of page