Сайт Александра Мазаника
ПЕТРОПАВЛОВСКАЯ КРЕПОСТЬ: МЕСТО, ГДЕ ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ
Случилось так, что я, дожив без малого до сорока лет, наконец-то нашел время для поездки в Санкт-Петербург, он же Питер, он же Петроград, он же Ленинград, он же Северная Пальмира, и т. д. Многочисленные знакомые, побывавшие в этом городе, постоянно убеждали меня повторить их подвиг, доказывая, что, мол, ни один человек, посетивший Питер, никогда уже не станет прежним, но, напротив, навсегда прикипит сердцем к питерским улицам и набережным и будет желать только одного – опять вернуться туда, а еще лучше – навеки там поселиться. Питер в их рассказах представал не просто населенным пунктом, а каким-то волшебным местом, где все здания имеют богатую историю, все памятники и мосты уникальны, все тротуары чисты и все люди высоко духовны. Для образа рая, на мой взгляд, не хватало только текущего в реках нектара и заседающих в городской управе ангелов. Я, будучи всегда настроен несколько скептически, до последнего момента не очень-то в это верил, да, собственно, и сейчас-то не особо верю – однако, раз уж я здесь, имеет смысл все осмотреть самому и вынести свой собственный вердикт на тему присутствующего (или отсутствующего) здесь волшебства.
Итак, начнем. И начнем не с чего-нибудь, а сразу с одного из известнейших питерских историко-туристических объектов, а именно – с Петропавловской крепости, к которой в данный момент нас подвозит экскурсионный автобус.
Вряд ли есть на просторах бывшего СССР взрослый человек, никогда не слыхавший об этой крепости. По крайней мере, лично мне это название в жизни попадалось столько раз, что точного количества и не упомнишь. О ней говорят, о ней пишут, о ней (и в ней) снимают фильмы…одним словом, крепость эта популярна и вызывает в народе достаточно живой интерес. В чем же причина?
Краткий экскурс в историю.
Петропавловская крепость была заложена в мае 1703 года на острове, позже получившем русское название Заячий (говорят, вполне оправданное из-за имевшегося там изобилия ушастых и косых), чуть ли не лично Петром I. Решено было строить именно крепость, на что были свои веские причины: любое пограничное поселение, да еще возводимое в военное время, всегда начинается не с жилых домов и даже не с храмов, слабо могущих защитить население от набегов врага, а со стен и укреплений, должных преградить этому самому врагу путь. А Россия, как известно, в 1700 году вступила в Северную войну, так что в окрестностях будущего Петербурга с избытком хватало вражеских солдат и прочих упрямых агрессивных шведов, почему-то не желавших открывать русскому государству свободный выход к Балтийскому морю и стремившихся отнять недавно потерянные ими, шведами, земли в низовьях Невы. Отсюда – тип постройки, количество башен и необходимая высота стен. Место тоже было выбрано не просто так – Заячий остров, как легко можно увидеть на карте, нынче расположен в дельте Невы, три века назад он был там же, и занявшая его сторона автоматически получала контроль над устьем реки и всем Финским заливом в придачу. В общем, Петр сказал «Надо», его ближайший помощник Меньшиков ответил «Есть», и все понеслось, закружилось и завертелось.
Строили масштабно, но в то же время быстро, ибо шведы тоже не любили щелкать клювом и попусту тратить драгоценные дни. Сегодня некоторые исторически упертые личности (я, помнится, видал парочку таких на Интернет-форумах) иногда доказывают, что Петр не ограничился символической закладкой крепости, но и после этого принимал личное участие в строительстве, каждый день копая землю и нося бревна…этакий царь-народник, любящий физический труд. На деле все гораздо прозаичнее – строили, естественно, простые люди, подавляющее большинство которых составляли присылаемые со всех концов России крепостные крестьяне, русские солдаты да еще пленные шведы – как мы уже помним, война все шла и шла, так что число последних со временем не уменьшалось, а совсем даже наоборот. Над простыми людьми возвышался, как гора, все тот же руководивший стройкой Меньшиков с прочими помощниками Петра, ну, а царь, занятый государственными делами и не имевший времени заниматься любимым делом, то бишь таскать цемент, приказывал, награждал, карал и строил дальнейшие планы. Кстати, первый план крепости он, говорят, придумал и начертал лично. Ну, ладно, не совсем лично – ему слегка помогал французский инженер Жозеф Ламбер. Но слегка. И Петр все равно сделал больше. Потому что он наш, а не какой-то там французский :)
Крепость возвели практически за рекордное время, меньше чем за пять месяцев – в октябре 1703 года там уже наблюдались всяческие бастионы, равелины, куртины и прочие оборонительные сооружения. Они были сделаны пока что не из камня, а в основном из дерева и земли, но они были. А еще, кроме бастионов и крепостных стен, была уверенность, что шведы в устье Невы больше не сунутся, а если сунутся – пожалеют. И потому будущие жители будущего Питера, слегка успокоившись и переведя дух, начали сооружать вокруг бастионов здания и улицы, которые иначе вряд ли появились бы в тех местах. Вот так наспех возведенная крепость-новостройка стала одновременно и матерью, и сердцем города, ныне известного нам как Санкт-Петербург. Мне думается, это не самый худший способ прославиться и стать частью истории.
А шведы, кстати, так никогда сюда и не пришли.
Обо всем этом, а также о многом другом нам рассказывает экскурсовод, ведя нашу группу ко входу в Петропавловскую крепость. С находящейся на Петроградском острове Кронверкской набережной к ней ведет переброшенный через одноименный проток одноименный мост, вот такой:
Он довольно короткий, сильно выгнутый вверх (неофициальное название – «Горбатый») и очень деревянный. Кстати сказать, почти что новострой, созданный в 40-х годах XX века. Но внешне сильно похож на наследие старины.
Разделительные линии между проезжей частью и тротуарами выполнены очень эффектно – в виде поставленных на ребро массивных деревянных брусьев.
Честно говоря, впервые вижу такую конструкцию. Местным лихачам выехать на тротуар будет значительно сложнее, нежели их коллегам в Минске :)
От моста в обе стороны уходит уже упоминавшийся Кронверкский проток (он же – Кронверкский пролив), начинающийся и заканчивающийся в Неве. Собственно, именно благодаря этой полосе воды, отделяющей территорию крепости от Петроградского острова, Заячий остров существует как отдельный географический объект.
Слева за протоком виднеется некое довольно оживленное место, где есть не только люди, но и автобусы. Туда, пройдя мост, мы и направляется.
Дальше видимость и путь вглубь острова ограничивает высокая кирпичная стена с узкими отверстиями бойниц вдоль верхнего края. Это уже стена самой крепости. Ее гребень отстоит на двенадцать метров от земли. Кирпич, несмотря на возраст – на мой взгляд, самый обыкновенный и ничем не отличается любого виденного раньше.
За углом виднеются бастионы, с двух сторон охраняющие подходы к воротам. Советую обратить внимание на толщину стен: она составляет величину порядка двадцати метров – по пять метров наружной и внутренней кладки плюс промежуточная земляная засыпка.
Глядя на эти стены, я понимаю, почему фашистские бомбардировки в Великую отечественную войну не уничтожили их. Ответ прост: обычное оружие тут почти бессильно, а атомного, как известно, у немцев не было.
Здесь находится ближайший к нам вход в Петропавловскую крепость – ворота, носящие то же имя, что и проток с мостом. То есть, соответственно, Кронверкские :) Построены в 30-х годах XVIII века.
Мы проходим расположенный за их створками короткий тоннель…
…и попадаем на широкое освещенное солнцем пространство, находящееся уже внутри крепостного периметра. Это – Соборная площадь.
Разум убеждает, что перед нами – обыкновенный крепостной двор, но чувства упрямо твердят, что, мол, не бывает крепостных дворов (и вообще дворов) такого размера. Размеры и впрямь нетривиальные – 128 метров вдоль самой длинной стороны и 67 поперек. Если бы не историческая значимость всего вокруг, здесь можно было бы сыграть в футбол, причем одновременно четырьмя командами в двух матчах, благо людей и свободного места – в избытке. Но мы не будем, ибо уважаем историю. Да и грубая булыжная мостовая, боюсь, не разрешит – она очень способствует переломам ног и совсем не способствует футбольному комфорту :)
Здесь можно увидеть здание основанного в 1724 году Санкт-Петербургского Монетного двора (который я, увы, толком не заснял), а также Ботный дом, построенный в 1761 – 1766 годах для личного ботика Петра I, который сам царь называл «дедушкой русского флота». Его (дом, а не ботик) сфотографировать таки удалось.
Туристу, повернувшему от Ботного дома голову чуть вправо, становится хорошо виден Собор святых апостолов Петра и Павла, в честь которого названа как эта площадь, так, насколько я помню, и сама крепость. Такой вот необъяснимый парадокс – один собор с одним-единственным названием дал разные имена двум различным объектам :) Положения не меняет даже то, что крепость, в которой мы находимся, всю жизнь называлась на бумаге Санкт-Петербургской, а Петропавловской официально стала только в XX веке.
Впрочем, голову можно и не поворачивать – собор настолько высок, что виден, кажется, даже затылком.
В литературе говорится, что Петр, затевая строительство, мечтал превзойти с помощью этого собора Москву, дав ей, таким образом, понять, где отныне, и присно, и вовеки будет настоящая столица России. Храм строили больше двадцати лет – с 1712 по 1733 год, – но затраченное время, как мне кажется, себя полностью оправдало. Собор получился с виду одновременно и массивным за счет широкого нижнего этажа, и воздушным благодаря высокой колокольне, увенчанной тонким шпилем. Он и вправду сильно выглядит – причем это не тяжеловесная романская сила Исаакиевского или Казанского соборов, нет, здесь, скорее, видно ярко выраженное стремление в небо, то стремление, которое в переводе на язык чувств верующие люди, видимо, могут признать (и признают) стремлением к богу. Я не верю в бога, но мне, честно говоря, при взгляде вверх время от времени приходилось нащупывать ногами мостовую, чтобы не упасть в облака.
Высота шпиля – 122 метра. На верхушке установлен трехметровый ангел, вращающийся под порывами очень сильного на такой высоте ветра. Как нам сказал экскурсовод, это вынужденная мера, так как жестко закрепленные фигуры там просто сдувает. До начала XXI века шпиль был самым высоким сооружением Петербурга. Да и сейчас немного там есть более высоких зданий. А если хорошо подумать, то и вовсе нет, поскольку «длиннее» – не значит «выше».
Внутри собор, как и все православные храмы такого уровня, богато украшен и блещет роскошью утвари и отделки.
Свечи в подсвечниках и люстрах – бутафорские, поскольку их заменяют электрические лампочки соответствующей формы. Это, не портя общей картины, в то же время делает воздух чище.
Солидную часть внутреннего помещения занимают мраморные саркофаги, давшие последнее прибежище различным русским царям, царицам, князьям, княгиням, царевичам, царевнам и прочим особам благородной крови.
Саркофаги снабжены пояснительными надписями, дающими возможность понять, что Петропавловский собор служит местом захоронения членов царской семьи уже очень долгое время.
Я, будучи профаном в истории, не знаю, что за человек была великая княгиня Екатерина Михайловна, но кто-то ее явно знает и уважает: усыпальница этой княгини была единственной, рядом с которой я увидел букет цветов.
На этом наше посещение Собора Петра и Павла заканчивается, и мы направляется наружу через боковой выход. Под самой стеной храма я замечаю вмурованный в мостовую металлический люк своеобразной конструкции:
(У меня, кстати, чесался язык сказать что-нибудь о великой наполненности этого места христианством, благодаря чему даже здешние канализационные люки священны и крестообразны…но, памятуя о чувствах верующих, я решил ничего такого не говорить :) А назавтра, увидев точно такую же железную крышку рядом с нашей гостиницей, я с грустью понял, что ошибался. Хотя мысль была по-своему интересная :))
Из крепости, естественно, есть больше одного выхода – и именно к одному из таких выходов мы сейчас и направляемся. Но не для того, чтобы уйти насовсем – во-первых, наша экскурсия еще далеко не закончена, а во-вторых, Невские ворота, под сводами которых сейчас возбужденно перекликаются голоса туристов, выходят, как и следует из их названия, прямиком на Неву. Дальше дороги нет. Зато отсюда открывается весьма интересный вид на огораживающие реку крепостные стены…
…пересекающий Неву Троицкий мост…
…и на сами Невские ворота, да еще и с частью Комендантской пристани.
Ворота эти, как следует из надписи с их северной стороны, были построены (или окончательно достроены и открыты для прохода, что, по сути, одно и то же) в 1787 году.
Внутри ворот к стене прикреплены металлические и каменные таблички, образующие так называемую «Летопись наводнений», по которым можно определить высоту подъема воды в те или иные неудачные для Питера годы.
Судя по самой верхней отметке, худшим из всех был 1824 год.
Близится полдень, и наш путь проложен в сторону Нарышкина бастиона, того самого, откуда каждый день ровно в двенадцать ноль ноль раздается пушечный выстрел, знаменующий максимальную высоту солнца над горизонтом. Сие мероприятие пользуется неизменным успехом, и людей на него собирается столь же неизменно много, так что поймать в кадр панораму без них невозможно в принципе. А жаль.
Прямо по центру снимка находится Флажная башня с поднятым над ней крепостным флагом ВМФ России, а справа виднеются мирно стоящие среди людей пушки.
Они могут позволить себе стоять мирно – как бы этого не хотелось некоторым детям и представителям молодежи, стрелять сегодня будут не из них. Я вообще подозреваю, что эти орудия лишены замков. Настоящие пушки находятся сверху, на несколько метров выше толпы, отвернуты в противоположную сторону от последней и недоступны для нее. Что очень даже правильно.
Нам говорят, что перед выстрелом всегда заряжаются оба орудия, а вот сам выстрел производит только одно из них – причем никто из зрителей заранее не знает, какое. Может, так оно и есть. В нашем случае стреляет действительно только одна пушка – но делает это так громко и неожиданно, что этой громкости и неожиданности с лихвой хватило бы на целую батарею. Вот честное слово, я едва не роняю фотоаппарат. Но чуть-чуть не считается – некоторые и в самом деле роняют :)
Дальше нас ведут на экскурсию в музей с приятным слуху названием "Тюрьма Трубецкого бастиона" – не иначе как для успокоения взбудораженных пушечным выстрелом нервов :) Судя по всему, нервы взбудоражены не только у нас, потому что толпу перед входом никак нельзя назвать маленькой. Что ж, можно с пользой провести время, одновременно и стоя в очереди, и слушая гида.
Это действительно бывшая тюрьма, в которой после ее постройки в 1872 году держали политических заключенных. Для них ее, собственно, и строили. Если Интернет не врет, то до революции через этот дом прошло не меньше полутора тысяч человек: там успели посидеть, в частности, и Александр Ульянов, и Лев Троцкий, и даже известный всем по школьной программе Максим Горький. Впрочем, после революции тюрьма тоже не пустовала: вначале Временное правительство отправило туда потерпевших поражение монархистов, затем взявшие власть большевики поступили точно так же с Временным правительством...в общем, было очень интересно и весело. Веселье закончилось только в 1921 году, когда революционные страсти несколько поутихли, в том числе и из-за перехода в иной мир всех главных противников власти рабочих и крестьян. А в 1924-м из тюрьмы сделали тот самый музей, в который сейчас водят туристов. Входим и мы.
Тюрьма имеет форму полого ромба, внешний контур которого образуют примыкающие друг к другу камеры, а внутренний – боковые стены коридоров. Камер, судя по висящему на стенке плану первого этажа (на второй нас не повели) – примерно семь десятков. А вот так выглядят (и выглядели сто лет назад) коридоры, по которым, безостановочно следя за заключенными и в меру сил портя им жизнь, дефилировала охрана:
Двери ведут в одиночные камеры – других здесь, по-видимому, нет. Между дверями видны маленькие дверцы печей, каждая из которых в холодную погоду обогревала две смежные камеры. По уверению экскурсовода, заключенные не мерзли.
А вот теперь, внимание, самое интересное: одиночная камера как она есть. Итак, смотрим!
Площадь каждой из этих одиночек, где заключенные, по задумке царских психологов, должны были мучаться и съезжать с катушек от клаустрофобии, не меньше двадцати квадратных метров, и это еще по самым осторожным прикидкам. Не подумайте, что я жалуюсь или хвастаюсь, но было время, когда мы в комнате таких размеров жили вчетвером – я, жена и двое наших детей, один из который в силу предельно юного возраста постоянно плакал в своей кроватке и требовал внимания. И ничего, никто не умер и не подвинулся рассудком. Мы, конечно, выходили оттуда время от времени, но так ведь и заключенных периодически водили на прогулки... Одним словом, то ли царизм не был таким жестоким, как нам рассказывали в школе, то ли я чего-то не понимаю.
В тюрьме есть еще карцер, служивший местом отдыха всех буйных и непокорных арестантов, но в силу отсутствия присутствия света мне не удалось его сфотографировать. И я о нем ничего не знаю.
Нам везет – мы, в отличие от узников столетней давности, в любой момент можем выйти из тюрьмы наружу. И не только выйти, но и спокойно проследовать по уже пройденному нами пути – направо, мимо Нарышкина бастиона к Петропавловскому собору. Чуть наискосок от него расположен знаменитый памятник Петру I работы Михаила Шемякина.
Памятник, как видно по снимку, очень популярен – вопреки (а может, и благодаря) странному и неестественному видению мира скульптором, изваявшим голову царя в натуральную величину и прилепившим ее к увеличенному в полтора раза телу. Мне с трудом удалось сфотографировать скульптуру, да и то отогнав целую ораву китайцев, каждый второй из которых пытался залезть к Петру на колени, а каждый первый – изо всех сил потереть его руку, а лучше обе. На удачу, видимо... К счастью, китайцы понимали мой английский – настолько, что даже позволили мне снять эту самую руку крупным планом и without their hands :)
Но шутки – шутками, а правда – правдой: я, видимо, совершенно не разбираюсь в искусстве. Или, наоборот, искусство еще не доросло до моего высочайшего уровня – лично у меня этот бронзовый микроцефал с истертыми до блеска пальцами, напоминающими кости скелета, не вызвал ничего, кроме смешанного с опаской недоумения. Нет, я знаю, что существует особый дар художника, его собственный взгляд на вещи и вглубь вещей, гротеск как один из приемов в искусстве, намеренный эпатаж публики для вызова на поверхность требуемых чувств, и так далее – но зачем уродство-то плодить? Не понимаю, что скульптор хотел сказать этим. Да, собственно, и не особо стремлюсь понять. Хотя честно признаю, что Шемякин в чем-то круче меня – мне с моей тягой к реализму такого никогда не соорудить, даже стань я скульптором пять раз подряд :)
Группа движется к выходу из крепости – на этот раз уже к третьим по счету воротам, ведущим внутрь периметра или из него, в зависимости от направления движения. Нам нужно именно из, так что вначале моему вниманию предстает тыльная, не самая интересная часть этих ворот, называемых Петровскими.
Постройка в виде, близком к сегодняшнему, датируется 1717 годом. В общем-то, ничего особенного – кирпич на кирпиче сидит и кирпичом погоняет. А вот с обратной стороны они гораздо интереснее...
...и это понятно – как-никак, лицо крепости. Вернее, одно из лиц – Петропавловская крепость, как мы теперь знаем, многолика.
Крепость остается позади, и, казалось бы, ничего интересного мы здесь больше не увидим – но нет! Я самым глупейшим образом забыл о том, что остров, землю которого мы сейчас топчем, называется Заячьим. А дыма без огня, как известно, не бывает. Где же зайцы?
А вот они! Точнее, не они, а он – хозяин и одновременно талисман Заячьего острова, известный далеко за пределами Петербурга:
Он сидит вблизи Иоанновского моста, ведущего из крепости через Кронверкский проток назад, к Петровскому острову. Заяц облюбовал одну из свай, защищающих мост от плавучего весеннего льда, и, опершись на нее задними лапами, терпеливо ждет, когда же проходящие мимо туристы кинут ему денежку, а еще лучше несколько. Судя по количеству монет на торце сваи, туристы таки кидают – предание гласит, что монетка, попавшая в зайца и оставшаяся после этого на свае, принесет счастье своему бывшему владельцу. Бросаю и я, но мой червонец, естественно, отправляется прямиком в воду. После чего я отправляюсь прямиком в ждущий меня автобус. Эх, не видать мне счастья в этом мире! По крайней мере, до следующего посещения меркантильного зайца и следующей попытки стать счастливым. Подъехать сюда сегодня вечером, что ли? :)
Но пока, судя по заявленной программе, мы должны ехать на обед. А это, знаете ли, не так просто – Петербург славится своими пробками, особенно в выходные дни. Поэтому у меня есть время подумать о том, что я сегодня увидел и узнал, все разложить по полочкам, оценить свои первые впечатления и подвести итоги.
Так я и поступаю.
И знаете что? Я не скажу, что пришел в дикий восторг от всей Петропавловской крепости, но от некоторых деталей, таких как шпиль ее собора, у меня попросту захватило дух. В начале этой статьи я уже писал, что данная крепость положила начало известному нам Петербургу и, как следствие, может в некотором плане считаться ответственной за его рождение. Все мы знаем, хотя бы понаслышке, масштабы Питера. И вот теперь, осмотрев в Петропавловской крепости все, до чего смог дотянуться за такое короткое время, и услышав все, что смог услышать, я с уверенностью говорю: это не тот случай, когда мышь родила гору. Напротив, небольшая гора родила другую, более высокую, но не стала от этого ниже – и, тем более, никуда не исчезла. И сердце Питера продолжает биться. Мерно биться год за годом, каждый день ударяя по облакам полуденными пушечными выстрелами. И это хорошо.
А шпиль здесь и вправду великолепный. Я бы с удовольствием еще постоял под ним, разглядывая его острие и гадая, доходит ли оно до орбиты. Но нужно будет обязательно надеть обувь потяжелее, чтобы получше привязать себя к земле – опасность упасть в небо никуда не делась, а я к этому пока не готов.
Июнь 2015